Александра Пушкарёва в Костроме знают многие. Одни ему отказывали и указывали на порог. Другие помогали, восхищаясь его упорством. Третьи звонили, сами рассчитывая на помощь и поддержку. Он сразу располагает к себе: искренний, простой и скромный. Последние семь лет он пытается сохранить единственную в городе ночлежку для бездомных людей. В его лексиконе нет слова «бомжара». Он помог уже тысяче человек, а впереди новая цель — построить ночлежку и переселить постояльцев из железных вагонов в двухэтажное здание. В интервью «7×7» руководитель общественной организации «Воскресение» Александр Пушкарёв рассказал о том, как живет приют для бездомных сейчас, удается ли ломать стереотипы в обществе.
Духовный кризис
— Александр, сколько сейчас у вас подопечных?
— 30 человек в среднем. Зимой, может, больше. У нас еще подворье есть в Красносельском районе — там тоже до десяти человек живет. Вот сейчас их шестеро.
— Желающих больше?
— Да, конечно! Зимой почти каждый день звонят: «Примите!».
— Кто звонит?
— Все звонят. Либо люди, которым негде жить, либо просто костромичи: «Заберите из подъезда. У нас тут бомж живет». «Заберите, вы обязаны!» — даже такое есть. Объясняю, что у нас общественная организация, у нас негосударственное заведение, у нас сейчас нет мест. «Как, нет? Вы что, совсем, что ли?!».
— Люди в ночлежке на улице Коммунаров где живут?
— В вагонах-бытовках. Шесть вагонов у нас там — два женских, остальные мужские. Сейчас на средства гранта хотим еще вагон купить, потому что людей-то много, понимаете?
— Число бездомных увеличивается?
— К сожалению, да, и их будет еще больше. Я не говорю даже про кризис — кризис не виноват. Кризис духовный у нас сейчас, все на деньгах. Если раньше, допустим (я просто знаю по родственникам своим дальним), пришел с фронта человек, психика, естественно, поломана. Начал пить. Но никогда не было в мыслях у семьи выгнать отца из дома. Война с ним такое сделала, он до войны был работящий. А сейчас: не ужились характерами — пошел вон отсюда. Конечно, не надо снимать ответственность за случившееся и с самого человека, но вообще, обстановка такая в обществе.
— Бездомные, которые живут в ночлежке, — кто они? В какой жизненный момент они оказываются на улице?
— Вы знаете, есть у наших граждан такой стереотип, что бездомный — это какое-то грязное, вонючее существо. Но на самом деле, понимаете, случаи разные бывают. Конечно, есть алкоголики, которые находятся в зависимости, есть бывшие заключенные, которые никому не нужны. Встречаются и люди, которые были обмануты черными риелторами, те же детдомовцы, которые так и не получили по закону ничего или, может, даже получили, но их или обманули, или они сами неудачно продали это жилье. Дети выгоняют родителей, родители детей выгоняют, те же погорельцы, у кого-то дом развалился в деревне, а жить не на что, пенсия еще не положена. Да сейчас много — в долги влез, еще что-то.
— Как они реагируют на свой новый «статус»?
— Да понимаете, когда человеку некуда пойти, он в такой панике находится — это ужас. Бездомные со «стажем» думают: «Не взяли в ночлежку, ну ладно, дальше пойду, найду сейчас подвал». А вот те, кто только оказывается на улице, — вот это трагедия, многие самоубийством могут жизнь покончить. От него все отказались, он в таком страшном положении находится. А люди говорят: «А-а-а, бомжи, блин, бомжара»… Конечно, кто-то обманет, по головам пройдет и найдет себе место, ну а кто-то нет. Может, его воспитывали в культурной среде, может, еще что-то, ну он такой сам по себе.
«Нам тут бомжей не надо»
— Вы хотите построить ночлежный дом, организовали сбор средств на «Планете». Как продвигается проект?
— Да там что-то все затормозилось…
— Площадка для строительства уже есть?
— Участок есть, и он нормальный — претензий не будет. Рядом с ночлежкой. Многие спрашивают: а чего получше не нашлось? Вот, понимаете, в центре города мы не можем построить? Не можем. Где-то в спальном районе — не можем? Не можем. Все говорят: найдите-найдите! А где мы найдем? Потому что все будут против — «Нам тут бомжей и наркоманов не надо». Когда мы на улице Чайковского поставили будку и начали кормить людей, столько претензий началось! Я сразу подумал, что надо где-то искать место, чтобы вообще никто не касался.
— Чем недовольны были?
— Тем, что бомжи. Народный контроль какой-то пришел: «Вы понимаете, тут туристы, тут центр, парк». Я говорю, так это российская действительность — наоборот, пусть туристы посмотрят. «Нет, нам не надо этого, тут дети гуляют, мамы». А бездомные пришли — полчаса поели и ушли. Я говорю: вы поймите, они, наоборот, — сытые и довольные.
Ну и все. Пришлось нам потом делать «столовую» на Коммунаров. Купили первый вагон, поставили. Кормили-кормили, потом зима настала. Как-то несколько человек поели и никуда не уходят. Все, говорю, давайте, закрываемся. А они: «Некуда нам идти». Легли спать на полу вокруг печки-буржуйки. Это и была первая ночлежка.
— С поиском дома для подворья у вас тоже было немало проблем, долго не могли найти подходящий участок.
— Да, так и купили дом в Красносельском районе на деньги благотворительного фонда. Куда ни приезжаем — нет, нам тут ночлежек не надо. Нашли уже здание, я говорю, отдайте нам его — там деревянное здание школы заброшенное. Посмотрел, крыша вроде ничего, сделаем. Нет! Документы там, еще что-то… как обычно все — не хотят. Думаю: ну все понятно.
Ночлежный дом с социальным лифтом
— Какой будет новая ночлежка?
— Хотим, чтобы было все цивилизованно. Были в Ярославле в ночлежке, я смотрел в интернете, как все это делается в зарубежных ночлежных домах, общался с коллегами из других городов — вот и хотим воплотить их опыт. В костромской ночлежке будут санпропускники, прожарка одежды, душ, столовая, молельная комната, пост врача. Может, объявится кто-то из волонтеров? Хотя я вот сколько искал, никто не хочет. Все помещения будут адаптированы для инвалидов. Запланировано строительство двухэхтажного здания. На первом этаже сделаем именно ночлежку — такую казарму с двухъярусными кроватями, чтобы человек мог прийти переночевать, чтобы хотя бы не замерзнуть.
— Что будет на втором этаже?
— Там мы хотим сделать что-то типа социальной гостиницы. Это будет уже лестница такая, как карьерная, что ли. Там будут жить люди, которые уже более-менее могут на работу устроиться сами. Они будут находиться в этой социальной гостинице какое-то время, пока на ноги не встанут. А потом дальше будут, например, или квартиру снимать, или к родственникам вернутся.
— У каждого будет своя маленькая комнатка?
— Да, хотим сделать все по санитарным нормам, чтобы нас включили наконец в реестр НКО-исполнителей общественно полезных услуг. Положено шесть метров на человека, вот мы и хотим сделать, допустим, 14 метров эту комнату, чтобы хотя бы два человека там могли жить. Вот такая задумка.
— На сколько человек?
— Человек 50.
— Этого достаточно?
— Нет, конечно. Ну если мы сохраним то, что у нас сейчас есть, я думаю, что да. Кто-то будет уходить-приходить. Около ста человек так и болтается примерно.
В прошлом году я считал: так или иначе с сентября по апрель было около пятисот обращений. Один раз было пять звонков в день, когда морозы начались. «Ай, заберите из подъезда, тут воняет, мы сейчас его выгоним, он сдохнет на лавке, если вы не заберете». Ну некуда у нас — на стульях сидят, говорю, нет мест, куда еще-то? А они: «Купите себе еще вагонов». Такие простые, да-да.
— Бездомные будут платить за проживание?
— В социальной гостинице будут платить за ЖКХ, конечно, те, кто работает, у нас же не дом отдыха. У нас и сейчас, кто работает, платят за электричество и баллонный газ, зимой там особенно большие суммы. Иначе это еще одна головная боль, где найти деньги. Понятно, что инвалиды и больные у нас на иждивении.
«Ночлежка? Плевать!»
— В Ярославле, в Иваново, в Санкт-Петербурге есть ночлежки, а у нас нет. Нет ощущения, что власти самоустранились — ну раз этим кто-то занимается, то и хорошо?
— Если создавать государственную ночлежку, то надо соблюдать все нормы, надо платить людям зарплату. В Ярославле, например, 24 ставки в штатном расписании, как, допустим, в обычном социальном учреждении. А у нас три. По сути дела, на этих людях все и держится. Потому что если это все бросить на два-три дня, хаос начнется сразу. Там свои порядки установят бывшие заключенные. Конечно, властям удобно. Но мы, опять же, работаем и служим не ради каких-то там наград. У нас все верующие, мы хотим просто помочь людям.
— Проектно-сметная документация нового ночлежного дома готова?
— О-о-о, проект есть, но там столько еще денег надо… Смотрите, «Газпром» запросил 150 тыс. руб. Электрики выставили счет на 800 тысяч — я договор и не заключаю до сих пор, потому что у нас денег нет таких. Мы готовимся к экспертизе проекта, без разрешения на строительство ничего же нельзя строить.
— Когда экспертизу планируете проходить?
— Газовики сказали ждать точки подключения три месяца — в сентябре выходят эти три месяца. По электричеству — где найти 800 тысяч, я не знаю, а время идет. А еще водопровод, согласование с РЖД. Я просил людей, всех прошу, туда написал, сюда, везде пишу: помогите. Отношение тоже такое… но людей можно понять. Выставим на экспертизу — там еще сколько вопросов будет…
— Прикидывали, во сколько обойдется строительство?
— Ну сказали, минимум миллионов 10–12, наверное.
— Где брать?
— Не знаю, ну а как мы вот здесь все делали? У нас же тоже ничего не было. Все отказались этим заниматься, мы с Серегой только остались. Ну чего, говорю, Серега, надо делать, не может такого быть — Господь должен помочь, дело благое. Ну а как иначе? Я говорю, давай потихоньку делать. Тогда и зарплат не было, ничего не было. Мы один вагон поставили, второй вагон поставили, и так пошло-пошло-пошло, сделали!
Уже миллиона два-три точно ушло на ночлежку за все эти годы. Также нам электричество не проводили — сказали полгода ждать. «А-а-а, ночлежка — плевать» — такое отношение. Я хожу, говорю: «Ну ребята, вы отнеситесь по-человечески, люди замерзают. Проведите электричество, как в этих вагонах железных жить?». У нас тогда ни печек, ничего не было. Провели за день до конца договора — ровно через полгода. По закону-то они правы.
— Руки не опускаете?
— Чего делать остается? Вот, ждем. Поступает новая информация — сделай это. Я еду, бегу — делаю. Все, опять остановилось. Ждем, опять ждем. Вот сейчас газовики. Я говорю: а побыстрее нельзя? Нет, нельзя, вот так у них по закону. Так, конечно, все можно! Неужели какой-то чиновник будет ждать полгода? Вот он построил особняк и будет ждать полгода? Ему моментально все сделают — прилетят, еще дома у него не будет.
«Самое сложное — деньги просить»
— У вас проблемы с зарплатой сотрудникам периодически возникают. Где берете деньги?
— Деньги с прошлогоднего гранта в сентябре заканчиваются. Мне опять нужно где-то искать средства на зарплату одному работнику, на второго деньги еще есть. Работают у нас управляющий и помощник управляющего, они получают зарплату из разных источников. Я руководитель организации, в которой и ночлежка, и центр гуманитарной помощи, и многодетные.
Проблема у меня постоянно в этом — это самое сложное, где-то деньги попросить. Я зарплату набираю из разных источников — пожертвования в церквях, где стоят ящики, есть просто пожертвования граждан, они на счет переводят, еще как-то передают. В прошлом году мы собирали специально на зарплату — нам хватило.
Собирали с помощью Facebook. Написал, что нужны деньги на зарплату, и за два-три месяца собрали 240 тысяч. Люди откликались. Анна Комиссарова (друг с Facebook) в свой день рождения попросила всех, кто хочет сделать ей подарок, перечислить деньги на ночлежку. И там сразу, по-моему, тысяч 70 собралось. Еще были ребята. Кто-то меня знает, звонят.
Сюда, бывает, привозят люди (Центр гуманитарной помощи на Полянской). Приехали с вещами — 5 тысяч оставили. Спасибо.
— Охотно на зарплату сотрудникам жертвуют?
— Зарплата — это проблема. Говорю: «Дайте на зарплату», а в ответ: «Ну, на продукты, еще на что-то — это понятно, но какая зарплата? Вы что, себе просите, что ли?». У многих есть стереотип, что если организация общественная, то и работают там все на общественных началах. Сначала так и было, но потом мы просто не смогли совмещать основную работу с работой в ночлежке — нет времени. Найти деньги на зарплату — самое сложное, а без этого ничего не будет. Они работают вдвоем, по сути, там никого же не привлечешь. Когда мы только начинали, то хотели бросить это все, но как-то слава Богу… Я просто говорю, когда общаюсь с чиновниками, общественной палатой, которые все упрощают: «Ребята, неделю, две, месяц поработайте, и вы все поймете. Поймете, как это все устроено».
Спасенная половина
— А если бы вас не было в Костроме?
— Ничего бы не было… Пенсионеры, прописанные в Костромской области, могли бы устроиться в дом престарелых, в какое-то социальное заведение. Ну инвалидов еще могут устроить. А остальным? Куда им деваться? Они никому не нужны.
— У «ваших» бездомных есть жизнь после ночлежки?
— Ну люди-то устраиваются. Если бы все, кто у нас был, оставались, у нас бы уже тысяча человек была. С подворья в прошлом году один ушел в колхоз, ему дали квартиру.
Один в Сочи на олимпийских стройках работал, один устроился в Ростове-на-Дону к казакам, один бездомный — ему было под 40, два года у нас прожил — выхлопотал себе квартиру, ходил судился. Детдомовцы, которые жили, тоже квартиры получили. Кто-то устроился сам, кто-то вернулся к родным. Петровича забрали. Сейчас всех не вспомнишь, конечно. Естественно, кому-то не удается, кто-то уходит, потому что не может пить бросить, еще что-то. Какой-то части, половине где-то, мы все равно помогли. Это хороший результат.
